Как оберегали невест от порчи, а мужиков — от недорода
О том, что у человека, помимо холодной головы, чистых рук и горячего сердца, есть еще и много других важных органов, мы узнали сравнительно недавно и все еще не можем вникнуть, какие же последствия из этого открытия вытекают. Между тем традиционная культура — и русских, и белорусов, и украинцев, и других славян — западных и особенно южных — густо замешена на самой что ни на есть густой человеческой телесности.
Как это ни странно звучит для современного горожанина, во многих славянских обрядах практиковалось полное или частичное обнажение тела: в сельскохозяйственной магии, в колдовской практике и эзотерических ритуалах, в календарных обрядах и играх, имеющих оргиастический характер. Обнажение как бы возвращает человека в природное состояние, выводя его за рамки культурного и человеческого. Нагота призвана также защитить человека от влияния демонических сил. Частичное обнажение в сочетании с демонстрацией зада или половых органов в обрядах и фольклоре вызывало комический эффект, а в ситуации войны или ссоры оценивалось как оскорбительное действие.
Отношение к наготе в народной культуре было в целом терпимым и далеким от пуританских нравов. В XIX веке на Русском Севере мужчины мылись в общественных и частных банях вместе с женщинами. В Заонежье еще в начале ХХ века девушки купались обнаженными после бани на глазах у всей деревни; местные мужчины никак на это не реагировали, но осуждали приезжих, которые, на их взгляд, реагировали на это неадекватно(1). Знахарь накануне свадьбы мыл невесту в бане, чтобы уберечь ее от порчи.
В сельскохозяйственной магии нагота играла важнейшую роль. В России мужчины сеяли лен и коноплю без штанов или в обнаженном виде; на Смоленщине голый мужик объезжал на лошади конопляное поле. В Сибири нагишом сеяли репу; после посадки капусты женщины обегали участок без юбок, с распущенными волосами. Белорусы Витебской губернии после посева льна катались нагими по земле, чтобы лен вырос долгим и волокнистым. В Заонежье перед началом жатвы пытались очистить с помощью магических средств поля, засоренные овсюгом; для этого жницы выбирали девушку, которая трижды до восхода солнца обегала поля в чем мать родила.
При соприкосновении с почвой, злаками, росой обнаженное человеческое тело как бы вбирало в себя продуцирующую силу и, в свою очередь, передавало ее природе. В Заонежье девушки с целью повышения своей привлекательности в ночь на Ивана Купалу катались обнаженными во ржи; выбирали для этого поля зажиточных хозяев, которые имели неженатых сыновей. В ту же ночь девушки умывались из трех лесных ключей: раздевались донага, молча подходили к источнику, умывались с мылом и обдавали все тело водой, а потом шли к следующему ключу(2). У болгар, чтобы избавиться от бесплодия, женщины катались нагишом по росе перед восходом солнца в Юрьев день; то же проделывали и девушки в надежде выйти замуж.
Нагота оценивалась как оберег от враждебных сил в профилактических и лечебных обрядах, связанных с детьми. Например, в Пермской губернии повитуха обходила без одежды вокруг бани с ребенком на руках, чтобы он не плакал ночью. В Архангельской области мать брала на руки больного ребенка и шла с ним голая вокруг бани; считалось, что виноват в болезни тот, кто первым ей встретится.
Нагота и переодевание призваны были подействовать на нечистую силу, отогнать или обмануть ее. В русском Поморье женщина во время сенокоса отгоняла лешего: подняв сарафан, она хлопала ладонью по телу, прикрикивая: «Н-н-а, леший! Ничего не получишь!» Если человек заблудился в лесу, то ему следовало раздеться догола, вывернуть наизнанку одежду и переодеть обувь с правой ноги на левую и наоборот(3).
Обнажение «срамных» частей тела характерно для святочных игр, молодежных развлечений и девичьих гаданий. На Русском Севере девушки отправлялись в полночь к бане и, завернув подол на голову, пятясь, входили в баню и приговаривали: «Мужик богатый, ударь по жопе рукой мохнатой!» Полагали, что если к телу прикоснется волосатая рука, то жених будет богатым, если безволосая и жесткая — то он будет бедным и жестоким, а если мягкая — то с мягким характером.
У русских обнажение как форма ритуального поведения практиковалось в масленичных обрядах. Так, на Русском Севере, на Урале, в Сибири и в других местах в последний день Масленицы при стечении народа один или несколько мужиков разыгрывали на улице, даже в мороз, «как Масленка парится в бане»: для этого они раздевались донага, брали веник, входили в «баржу» или «лодку» и там парились на потеху публике. Иногда та же сценка принимала форму пародийного очистительного обряда, которому подвергались все, кто принимал участие в масленичных «бесчинствах».
Полное или частичное обнажение было одним из важнейших условий совершения эзотерических ритуалов и колдовских практик. В таком виде девицы и женщины совершали обряды опахивания (у русских, болгар и в других местах). В Заонежье при эпизоотии две вдовы нагишом, с черным котом и петухом в руках, трижды обходили деревню, а потом закапывали их живыми у околицы. В Орловской губернии, чтобы не было блох, в Чистый четверг девушка или молодая женщина до восхода солнца должны были без одежды вымести сор из избы и, положив его на заслонку от печи, вынести на середину дороги. В Болгарии мужчины нагими «изгоняли» из села змей или высекали «живой огонь» в обрядах вызывания дождя. У гуцулов, если музыкант хотел получить от нечистой силы умение хорошо играть, то перед восходом солнца на Благовещение он шел на перекресток, где раздевался догола и играл на скрипке, и уж после этого ему не было равных.
Нагота сопровождала подчас и девичьи гадания о замужестве. У словенцев в купальскую ночь девушка в чем мать родила сметала мусор к дверям, а затем оборачивалась и смотрела на стол, надеясь увидеть там будущего мужа. У сербов, чтобы изготовить магические орудия миниатюрной формы, имеющие значение амулета или оберега, кузнец ковал их в полночь, молча и раздевшись догола.
В колдовской практике обнажение сближается с другими формами антиповедения: распусканием волос, непристойными движениями или руганью. Ведьмы нагими собирали росу на Ивана Купалу, шли в чужой хлев, чтобы тайком подоить там корову, делали в поле заломы, отправлялись на сборище или на шабаш и т.д. У южных славян ведьма нагишом в Юрьев день до восхода солнца объезжала чужие загоны со скотом, сидя верхом на вале ткацкого станка, чтобы таким образом отобрать себе молоко у чужих коров.
В обнаженном виде являются людям многие персонажи народной демонологии: русалка, полудница, банник с банницей, водяной, шутовка, шишига. В России банник принимал иногда образ голого старика, покрытого грязью и листьями от веника; обдериха пугала моющихся в бане, обернувшись голой девкой. В народных рассказах о посещении загробного мира и в лубочных картинках в обнаженном виде рисуются души умерших грешников. Частичная или полная нагота характерна также для русских юродивых.
Среди частей тела важнейшим для нас, безусловно, является голова(4). Так считали и наши предки, на что указывает уже само слово голова. В народной традиции эта часть тела устойчиво ассоциировалась с верхом, главенством, интеллектуальными способностями человека, рассматривалась как средоточие жизненной силы, вместилище души и ума. Согласно космогоническим представлениям, изложенным в Стихе о Голубиной книге, вышний мир «зачался» от головы Бога: «А и белой свет — от лица Божья, / Со(л)нцо праведно — от очей его, / Светел месяц — от темичка, / Темная ночь — от затылечка, / Заря утрення и вечерняя — от бровей Божьих, / Часты звезды — от кудрей Божьих!»(5).
В свадебном обряде восточных славян на голову невесты, обоих молодых или дружки возлагали каравай или хлеб (вспомним пословицу «Хлеб всему голова»); в Вологодской губернии невеста несла каравай на голове; в Карелии отец невесты и другие родственники благословляли молодых, возлагая им на голову хлеб и икону, на Подолье после расплетения косы отец невесты клал ей на голову хлеб с венком. У болгар каравай разламывали над головой жениха, а у сербов подвешивали над головой невесты.
Существовали разнообразные профилактические и лечебные средства от головной боли: белорусы, украинцы, болгары, поляки, чехи трижды ударяли себя камнем по голове при первом весеннем громе; славяне воздерживались от работы в день усекновения главы Иоанна Предтечи, мыли голову отваром трав, которые собирали на Купалу или в Егорьев день и т. д. В связи с христианским преданием об усекновении главы Иоанна Предтечи, к последнему обращались с молитвами об исцелении от головной боли.
В языке, поверьях и обрядах голова на основании внешнего сходства ассоциировалась с горшком и капустой. Своеобразные представления связывались с такими участками головы, как темя, макушка и затылок. Особое символическое значение приписывалось бороде, волосам, глазам, носу, рту, зубам, а также венку, головному убору, платку, шапке. Среди жестов и поз, связанных с головой, наиболее отмечены в ритуальном отношении поклон, обнажение или покрывание головы, утвердительное или негативное кивание.
Если интеллектуальная жизнь человека по преимуществу сосредотачивалась в голове, то жизнь чувственно-эмоциональная связывалась с сердцем6. Согласно народнам представлениям, именно сердце — вместилище любви, тоски, веры и страха Божия. Сердце лишь отчасти подчиняется уму и воле человека и как бы само по себе испытывает различные чувства: тужит, тоскует, сокрушается, трепещет, веселится и т. д. В языке, фольклоре и верованиях сердце подвержено внешнему воздействию: в него насылают огонь, слова, сухоту, тоску, его рассекают топором, поражают обычной или огненной стрелой, распарывают, вырывают из тела, оковывают железными обручами, запирают на ключ, студят и т. д. В русской лирической песне дружок сообщает девушке, что женится на другой, а та отвечает: «…Прострелил ты мое сердечушко; / Ты возьми, возьми, саблю вострую, / Ты разрежь, разрежь, мою белу грудь, / Погляди мое ретиво сердце!»
Сердце обычно именуется ретивым, то есть быстрым, скорым на гнев и другие движения чувства. В русском фольклоре сердце соотнесено с душой, хотя иногда и противопоставляется ей, например, в пословицах: «Сердце — вещун, а душа — мера», «Сердце душу бережет и душу мутит».
В заговорах-присушках восточных и южных славян любовь насылается в сердце как огонь, отчего оно должно гореть, таять или кипеть, например: «Как горит щепка в огне, так бы горело сердце (имярек) по мне (имярек)»; «Коль жарко в сем горне золотом уголье дубовое, толь бы жарко таяло сердце у… рабы (имярек) по мне, рабе (имярек)» (Олонецкая губерния, ХVII век); «… так бы обо мне — муже — у красной девицы серцо кипело кровью горячей…» (Пермская губ., нач. ХХ в.). В заговорах на охлаждение влюбленных, наоборот, ледяной царь студит сердце.
В русских духовных стихах, в соответствии с Новым Заветом, сердце осмысляется как орган любви к Богу; оно наполнено состраданьем, радостью духовной, умилением и под. А вот в похоронных причитаниях сердце испытывает отрицательные эмоции: оно болит, дрожит, крушится, обмирает, пугается, щемит, предчувствует несчастье, ему тяжелешенько, его холодит заботушка.
В былинах победитель вынимает у своего поверженного противника его сердце и печень. В былине о Даниле Денисьевиче его посылают убить лютого зверя и вынуть из него сердце с печенью. В былине «Молодец Добрыня губит невинную жену» рисуется такая трагическая картина: «А порол он у ей груди белы же, / А смотрел он у ей ретиво сердце».
По русским поверьям, чтобы лишить колдуна силы, следовало поднести нож к его сердцу. В старину считали, что если колдун продолжает ходить после смерти, то нужно крестьянам забить осиновый кол ему в спину напротив сердца. Согласно сербским поверьям, вештица съедает сердце человека.
Чтобы человек мог не только думать и чувствовать, но также еще двигаться и действовать, ему даны природой ноги и руки. В языке, фольклоре и народных представлениях рука осмысляется как символ власти, овладения, подчинения себе, вспомним хотя бы такие выражения: «у него руки дoлги» (т. е. власти много), «у него руки длинны» (о воре), «быть у кого под рукою» (в подчинении, подданстве), «своя рука владыка» (т.е. своя воля), «правая рука» (нужный человек, главный помощник), «наложить на что-нибудь руку» (присвоить себе), «держать кого-нибудь в руках» (т. е. подчинить своей воле) и т. д. Рука может быть тяжелой и легкой; например, по поверьям Ярославской губ., если человек с легкой, счастливой рукой посадит дерево, то оно непременно примется; если же у него тяжелая рука, то дерево, к несчастью, погибнет.
Жест рукопожатия с древности наделялся у славян важным символическим значением. Согласно Повести временных лет, в 968 году русский воевода и печенежский князь заключили мир, подав друг другу руки и обменявшись подарками. В Московской Руси рукопожатие практиковалось при общении с иноземными послами, причем осмыслялось как проявление царской милости. Послам позволяли «подержать» царскую руку. А вот в 1602 году датчан попросили, чтобы они жали руку царя «по-русски, слабо, а не тискали бы, как это делают немцы». В народной традиции «ударить по рукам» обозначало заключить сделку (например, при купле-продаже). В русской свадьбе рукобитье составляло отдельный ритуал. При встрече русские подавали друг другу руку и говорили: «Права рука, лево сердце».
Умывать руки было принято перед едой, после соприкосновения с покойником, после родов, даже после общения с иноверцами. Русские считали грехом есть немытыми руками, так как опасались, что вместе с пищей в человека может попасть и «нечисть». При еде в поле руки за неимением воды могли вытереть и землей, приписывая ей такую же очистительную силу.
На Украине, в Белоруссии, в центральной и южной России, а также в Болгарии существовал особый ритуал умывания рук повитухи. В России «размывание рук» совершалось на 3, 9 или 12-й день после родов: мать и повитуха троекратно поливали друг другу воду на руки и взаимно просили прощения. В Курской губернии считали, что «сама Божья Матерь по рождении Спасителя размывала так же руки с бабушкой Соломонией»; в Симбирской губернии опасались, что без этого обряда у повитухи «на том свете руки будут по локоть в крови». На Украине при совершении обряда роженица поднимала правую руку, и повитуха трижды лила ей на руку воду, причем роженица поддерживала правой рукой левый локоть и выпивала немного воды с левой ладони; затем руки меняли и так делали трижды, после чего роженица обменивалась с повитухой ролями.
Особые свойства приписывали руке мертвеца; в Костромской губ. случалось и такое, что воры разрывали могилу и отрезали руку у покойника, а потом обходили с нею вокруг дома в надежде, что хозяин не проснется и даже собака не залает. В русской сказке «Василиса Прекрасная» у Бабы-Яги «вместо верей у ворот — ноги человечьи, вместо запоров — руки, вместо замка — рот с острыми зубами». В быличке из Новгородской губернии девица оказывается в доме у людоеда и видит: над печкой повешены голова и руки человеческие. В сказках и быличках руки выступают и как самостоятельные персонажи. В уже упомянутой сказке о Василисе Прекрасной на Бабу-Ягу работают три пары рук.
В русских, украинских и белорусских сказках широко представлен сюжет «Безручка» или «Косоручка»: брат изгоняет из дома свою оклеветанную сестру и отрубает ей руки; она выходит замуж, но вновь оклеветана и изгнана вместе с ребенком; наконец, происходит чудесное исцеление: руки отрастают, когда «Безручка» в отчаянии пытается достать уроненного в воду ребенка. Мотив рук, возвращенных Богородицей, известен и сказках, и в апокрифах, и в литературной традиции, в частности, в русской «Повести о царевне Персике» начала ХVIII века.
На Афоне и в России почитался чудотворный образ Троеручицы и его списки. Согласно церковной легенде, Иоанн Дамаскин, живший в VIII веке, был оклеветан, и дамасский халиф приказал отсечь у преподобного правую руку. Иоанн помолился перед иконой Богородицы, а когда утомился, то задремал. Во сне ему явилась Богородица и возвестила об исцелении. Действительно, проснувшись Иоанн обнаружил, что рука срослась, и в благодарность приложил к образу серебряное изображение отсеченной кисти.
В славянском мире широко распространены так называемые вотивы: изображения органов человеческого тела (в том числе рук), отлитые из металла или из воска; их приносили в церковь и клали перед иконой или подвешивали к ней, чтобы показать, что молятся об исцелении этого органа или уже задним числом в благодарность за исцеление7.
В сказках, заговорах, песнях известен мотив рук из золота (вспомним, кстати, выражение золотые руки)8. У чудесного ребенка в русских сказках «по колено ноги в серебре, по локоть руки в золоте». В болгарских колядах хозяину приписываются позолоченные руки.
В быличках гипертрофированные руки приписывались нечистой силе: у банника рука большая и мохнатая, у домового руки как бы покрыты овчиной, у шутовки — руки тощие и холодные, у ведьмы — костлявые, у бесов на руках и ногах большие когти. На Русском Севере пастух перед началом выпаса скота заключал договор с лешим — бился с ним по рукам, для этого он надевал шерстяные рукавицы, а на правую рукавицу сверх того — особую соломенную руку. Во время гаданий под Новый год девушка, задрав юбку, становилась к окну овина и спрашивала: «Овинник-родимчик, суждено, что ли, мне в нонешнем году замуж идти?» Считали, что если овинник погладит голой рукой, то девушка будет жить замужем бедно, если мохнатой — то богато, а если вообще не погладит — значит, сидеть ей в девках. Согласно быличке из Вологодской губернии, девушки гадали у бани; одна из них сунула руку в окно в надежде, что банник наденет ей золотых колец на пальцы, однако банник схватил за руку и насадил колец, да не золотых, а железных; сковал пальцы вместе, так что и разжать их нельзя…
Примечания
1. Логинов К. К. Материальная культура и производственно-бытовая магия русских Заонежья. СПб. 1993. С. 96.
2. Логинов К. К. Девичья обрядность русских Заонежья//Обряды и верования народов Карелии. Петрозаводск. 1988. С. 66-67.
3. Русский демонологический словарь//Автор-составитель Т. А. Новичкова. СПб. 1995. С. 294, 334.
4. Назаренко Ю. А. Феномен человека в славянской традиционной культуре: голова//Кунсткамера: Этнографические тетради. 1995. Вып. 8-9. С. 75-97.
5. Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. М. 1977. С. 211.
6. Никитина С. Е. Сердце и душа фольклорного человека//Логический анализ языка: Образ человека в культуре и языке. М. 1999. С. 26-38.
7. Островский А. Б. Лечебно-магический комплекс с иконой Божьей Матери//Этносемиотика ритуальных предметов. СПб. 1993. С. 79-98.
8. Кабакова Г. И. Золотые руки//Philologia slavica. М. 1993. С. 60-70
Татьяна АГАПКИНА, Андрей ТОПОРКОВ